Эрих фромм быть или иметь краткое содержание

обладание и бытие. Haben oder sein) Эрих Зелигманн Фромм в формате Fb2, MOBI, EPUB.

Эрих фромм иметь или быть фромм эрих иметь или быть. иметь или быть Работа фромма иметь или быть

Исключительные права на публикацию книги на русском языке принадлежат издательству AST Publishers. Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается. Предисловие Эта книга продолжает два направления моих предыдущих исследований. Прежде всего — это продолжение работы в области радикально-гуманистического психоанализа; здесь я специально концентрирую внимание на анализе эгоизма и альтруизма как двух фундаментальных вариантах направленности личности. В третьей же части книги я продолжаю тему, начатую в двух моих работах «Здоровое общество» и «Революция надежды» , содержанием которых является кризис современного общества и возможности его преодоления. Естественно повторение ранее высказанных мыслей, но я надеюсь, что новый подход к проблеме в этой маленькой книге и более широкий контекст утешит даже тех читателей, которые хорошо знакомы с моими ранними работами. Название этой книги почти совпадает с названием двух ранее опубликованных трудов. Все три работы написаны в духе гуманизма, но взгляды авторов расходятся: Г.

Марсель выступает с теологических и философских позиций; в книге Б. Штеелина идет конструктивная дискуссия материализма и идеализма в современной науке и это представляет определенный вклад в анализ действительности. Темой же моей книги является эмпирический психологический и социологический анализ двух способов существования. Читателям, которых эта тема интересует серьезно, я рекомендую прочитать и Г.

Не упустите возможность познакомиться с этим мудрым и важным произведением, которое поможет переосмыслить отношение к жизни и найти гармонию с самим собой. Аннотация В своей знаменитой работе "Иметь или быть?

А вот тому, что выходит за рамки этого склада знаний, его не учат. Его не учат сомневаться в позиции того или иного философа, беседовать с ним, улавливать моменты, в которых он сам себе противоречит, обращать внимание на то, что он обходит молчанием определенные проблемы, многих тем и вовсе не касается; он не умеет отличать подлинные взгляды автора от тех, которые ему навязаны его эпохой, не может определить настоящий вклад того или иного автора то новое, что он внес в науку ; он не чувствует, когда автор говорит с ним по велению разума, а когда подключает всего себя — и сердце, и мозг, и душу; он не замечает какой автор самобытен, а какой поверхностен и просто поднялся наверх благодаря обстоятельствам или моде. Читатель «экзистенциального» толка совсем иной. Он и сам может прийти к выводу, что даже восхваляемая повсюду книга ничего особенного собой не представляет. Он нередко способен уловить в книге больше, чем сам автор, которому в книге все представляется в равной степени важным. Эта область также яркий пример различения двух типов существования. Водораздел проходит по линии выяснения того, кто обладает авторитетом, а кто им является. Почти каждый человек в какие-то периоды своей жизни выступает как авторитет. Кто растит детей, знает, что Страница 11 из 15 это необходимо хотя бы для того, чтобы оградить их от опасностей. В патриархальных обществах для большинства мужчин объектом приложения авторитета являются женщины. В бюрократических и иерархических системах как наша, например большинство членов общества имеют свою сферу проявления авторитета за исключением нижайших слоев населения, которые выступают объектами подчинения. Чтобы понять, каковы различия у авторитетов в модусе обладания и в модусе бытия, следует помнить, что понятие «авторитет» — очень широкое и имеет даже в самом первом приближении два противоположных значения, авторитет может быть либо «рациональным», либо «иррациональным». Рациональный авторитет основан на компетентности и способствует развитию того существа, которое ему доверяет. Иррациональный авторитет опирается на средства власти и служит эксплуатации подчиненных. Об этом подробно говорится в моей книге «Бегство от свободы». В примитивных обществах охотников и земледельцев авторитетом пользуется тот, кто, по общему признанию, лучше всех справляется с соответствующей задачей. Какие качества ценятся более всего — это зависит от обстоятельств, но, как правило, среди этих качеств первое место занимают: жизненный опыт, мудрость, великодушие, ловкость, храбрость и внешняя привлекательность. Часто в таких племенах нет постоянного авторитета, в конкретных ситуациях эту позицию занимает человек, наиболее пригодный для разрешения назревших проблем: для руководства в условиях войны нужны одни качества личности, для умиротворения споров — другие, а отправление религиозных обрядов предполагает совсем иные качества. Если лидер утрачивает свойство, на которое опирался его авторитет, то он перестает быть лидером. Очень сходную ситуацию с авторитетом можно наблюдать у приматов, где не всегда физическая сила становится основанием для выдвижения лидера, а часто важны такие качества, как опыт, «мудрость», компетентность. Дельгадо в 1967 году доказал в эксперименте с обезьянами, что вожак стаи, который хоть на миг позволит собратьям усомниться в своей состоятельности то есть окажется неспособен подтвердить соответствие своей роли вожака , сразу же утрачивает авторитет и перестает быть лидером. Экзистенциальный ориентированный на бытие авторитет опирается не только на способности выполнять определенные социальные функции, а в равной мере и на личностные качества человека, который достиг высокой степени личного совершенства. Такой человек излучает свой авторитет; ему нет нужды применять угрозы, приказания или подкуп; просто речь идет о высоко развитой индивидуальности, которая уже самим своим существованием демонстрирует превосходство и показывает, каким может быть человек, вне зависимости от того, что он говорит или делает. Таким авторитетом в истории отличались величайшие мыслители учителя , но нередко примеры можно встретить и среди простых людей разного уровня образования и культуры. И в этом заключена главная проблема воспитания. Если бы родители были сами развиты соответствующим образом, не было бы спора о типе воспитания авторитарность или вседозволенность. Ребенок очень чутко реагирует на «экзистенциальный» авторитет, он в нем нуждается; напротив, он восстает и противится, когда его принуждают, балуют или перекармливают, и особенно когда это делают люди, которые сами далеки от идеала и не соответствуют тем требованиям, которые предъявляются подрастающему ребенку. С возникновением обществ с иерархической системой авторитет, основанный на компетентности, сменился авторитетом, основанным на социальном статусе. Это не значит, что теперь лидерские позиции авторитета обязательно оказались в руках людей некомпетентных. Нет, это лишь означает, что компетентность перестала быть необходимой предпосылкой. Имеем ли мы дело с монархической системой, где авторитет, способность властвовать оказывается в зависимости от лотереи расположения генов, или мы имеем дело с бессовестным преступником, который достиг определенной власти ценой подкупа или убийства, или же речь идет об авторитете, который выдвинулся благодаря фотогеничной внешности или тугому кошельку как это часто бывает в современных демократических системах , — во всех этих случаях авторитет и компетентность не имеют ничего общего. Но даже в тех случаях, когда авторитет утверждается на основе определенной компетентности, все равно существуют серьезные проблемы. Во-первых, лидер может быть компетентен в одной области и слаб в других: например, глава государства, выдающийся как главнокомандующий на войне, в мирное время оказывается весьма далек от совершенства. Или же какой-либо политик, который в начале своей карьеры был честным и мужественным, но не выдержал испытания властью и утратил эти качества. Возраст и физические недостатки могли повлиять на его способности. И, наконец, надо помнить, что представителям маленького племени легче судить о поведении авторитетной личности, чем многомиллионному населению нашего времени, которое имеет весьма ограниченные представления о своем кандидате и знает лишь то, что видит в кривом зеркале современных средств массовой информации и предвыборных плакатах, подготовленных специалистами по Publiс Relations. Итак, отвлекаясь от причин утраты компетентности властвующих элит, можно сказать, что в большинстве крупных иерархически устроенных систем наблюдается процесс отчуждения авторитета. Место реальной или фиктивной компетентности занимает титул или мундир. Когда лидер надевает соответствующий его званию мундир, то вскоре эти внешние признаки становятся важнее сущности реальной компетентности лидера и его личностных качеств. Король как символ авторитета этого типа может быть глупым, мстительным, злым, то есть совершенно непригодным для того, чтобы быть авторитетом, однако он его имеет; и пока он носит этот титул, молчаливо предполагается, что он обладает и теми качествами, которые обеспечивают его компетентность. Даже если король голый, все склонны верить, что на нем прекрасное королевское платье. Замена компетентности титулами и мундирами произошла не сама собой. Обладатели авторитета и те, кто извлекают из него пользу, стараются убедить народ в подлинности этой фикции и усыпить его способность к реалистическому, то есть критическому мышлению. Каждый мыслящий человек знаком с методами пропаганды, которые оболванивают людей, полностью разрушают способность к критическому суждению и убаюкивают сознание, сводя его до одномерного уровня. Фиктивная реальность, в которую они верят, заслоняет настоящую реальность, которую они уже не способны понять и оценить. Первое различие между модусом обладания и модусом бытия в области познания бросается в глаза в формулировках «у меня есть знания» результат и «я знаю, узнаю» процесс. Обладать знанием означает и приобрести некую доступную информацию, и иметь ее в своем распоряжении. Знание в смысле «я знаю» связано с понятием «быть», оно функционально и представляет собой лишь средство в процессе продуктивного мышления. В их понимании познание начинается там, где человек осознает недостаточность ненадежность так называемого здравого смысла не только в том плане, что наша психическая субъективная реальность не соответствует «существующей действительности» объективной реальности , но в особенности в том плане, что большинство людей живут в полудреме и не сознают, что огромное число явлений, которые они считают не подлежащими сомнению, на самом деле представляют собой иллюзии, произрастающие под воздействием социального окружения. Поэтому познание начинается с разрушения обмана и заблуждений. Знание означает проникновение с поверхности к корням, а затем и к причинам вещей; познать — это значит докопаться до реальности в чистом виде. Знать не означает «обладать истинной», а означает, критически мысля, активно стремиться, проникать в глубь явлений, постепенно приближаясь к истине. Для обозначения этого качества — творческого проникновения вглубь — в иврите имеется самостоятельное слово jadoa , которое означает узнавать и любить в смысле сексуального внедрения мужчины. Просветленный Будда призывал людей пробудиться и освободиться от иллюзий, согласно которым власть над вещами ведет к счастью. Пророки также призывали людей проснуться и понять, что они сами создали себе идолов. Иисус говорит: «Только истина даст вам свободу». Майстер Экхарт говорит, что знание — это не какая-то определенная идея, а то, что получает человек, когда, освободившись от всякой оболочки, он, обнаженный и свободный, бежит навстречу Богу, чтобы коснуться его и узреть истину. С точки зрения Маркса, иллюзии надо разрушить для того, чтобы уничтожить обстоятельства, которые порождают эти иллюзии. Фрейдовская концепция самопознания основана на представлении, что иллюзии «рационализации» должны быть разрушены, чтобы дать дорогу бессознательной истине. Все эти мыслители заботились об освобождении человека, и все они ставили под сомнение признанные в обществе стереотипы мышления. Для них важно было понимание цели: не достижение абсолютной и неизменной истины, а процесс движения человеческого разума к торжеству. Для познающего отрицательный результат познания так же важен, как и положительный, ибо это две стороны познавательного процесса, которые отличают любознательного от лентяя. Для человека «экзистенциального типа» главное — углубление знаний, для человека «обладательного типа» главное — больше знать. Наша система образования повсеместно направлена на то, чтобы напичкать человека знаниями как имуществом пропорционально его собственности и социальному статусу. Минимум знаний они получают как сумму информации, необходимой для выполнения своих служебных функций. И, кроме того, каждый получает еще некоторый пакет «дополнительных знаний» как предмет роскоши для возвышения в своих собственных глазах и в глазах окружающих. Школы — это фабрики, на которых производятся пакеты готовых знаний, хотя учителя искренне думают, что знакомят учеников с высокими достижениями человеческого духа. Многие колледжи отлично умеют подпитывать эти иллюзии. Они умудряются предложить студентам гигантский бутерброд от индийской философии и искусства до экзистенциализма и сюрреализма , от которого студент может откусить кусочек то в одном, то в другом месте, причем его якобы стимулируют к свободному выбору темы, не настаивают ни на одном учебнике и т. Радикальную критику нашей школьной системы приводит известный философ Иван Иллич в своей книге «Освобождение общества от школы». В религиозном, политическом и личностном смысле понятие «вера» имеет как минимум два совершенно разных значения в зависимости от того, в каком типе мышления оно употребляется: в модусе обладания или модусе бытия. В модусе обладания вера — это наличие готового решения, для которого нет рационального доказательства. В этом случае вера состоит из формул, которые созданы другими обычно бюрократией и которые принимаются всеми остальными, кто подчиняется этой бюрократии. Вера формирует у человека чувство надежности на базе реальной или воображаемой власти бюрократии. Вера — это входной билет, который дает человеку право на принадлежность к большой группе людей, этот билет освобождает человека от трудной задачи самостоятельного принятия решений. Он чувствует теперь, что причислен к сообществу beati possidentes — счастливых обладателей истинной веры. Человеку обладательного типа вера дает ощущение прочности: ему кажется, что он транслирует абсолютные и неколебимые истины, которым следует верить уже потому, что нерушима власть тех, кто эту веру защищает. А кто захочет добровольно расстаться с такой уверенностью, которая от тебя почти ничего не требует, разве что отказаться от собственной независимости? Бог, первоначальный символ высочайшей ценности, к которому мы всем своим существом хотим приобщиться, в модусе обладания превращается в идола. С позиций пророков это означает, что человек, сотворив своими руками некую «вещь», переносит на нее свои собственные силы и себя тем самым ослабляет. Он подчиняет себя творению своих рук и себя видит уже в отчужденной форме не как творца своего идола, а как его почитателя. Я могу обладать идолом, поскольку он есть вещь, но поскольку я ему поклоняюсь, можно сказать, что одновременно и он обладает мной. Когда бог превращен в идола, его воображаемые качества имеют так же мало общего с личным опытом, как и отчужденные политические доктрины. Хотя образ бога связан с добротой, его именем творится всякая жестокость, так же как отчужденная вера в человеческую солидарность не мешает совершать любые преступления. В модусе обладания вера — это подпорка, костыль для всех тех, кто хочет обрести уверенность в себе и понять смысл жизни, но не имеет мужества искать его самостоятельно. В случае «экзистенциальной» веры мы имеем дело с совершенно иным феноменом. Может ли человек жить без веры? Может ли младенец «не верить в материнскую грудь»? Должны ли мы верить нашим согражданам, тем, кого мы любим, самим себе? Можем ли мы существовать без веры в справедливость основных норм нашей жизни? Без веры человеком овладевают безысходность и страх. В модусе бытия вера — это не вера в какие-то определенные идеи хотя и это не исключено , но это прежде всего убежденность, внутренняя позиция, установка. Было бы правильнее говорить, что человек пребывает в состоянии веры, чем он имеет убеждение. Теологи в этом смысле различают fides quae cre ditur и fides gua creditur, что соответствует различению между содержанием веры и актом верования. Можно верить в себя и других людей, религиозный человек может верить в бога. Бог в Ветхом Завете всегда предполагает отрицание идолов или божков, которыми человек может обладать. Понятие «бог» в восточных религиях с самого начала трансцендентно даже если оно создано по аналогии с восточным властелином. У бога не может быть имени, его нельзя изображать, рисовать или копировать. В дальнейшем с развитием иудаизма и христианства предпринимаются попытки достигнуть полного освобождения бога от статуса идола, или, вернее сказать: предпринимаются попытки Страница 13 из 15 не допустить идолопоклонства, это выражается в том, что запрещаются любые высказывания о качествах бога. Еще более радикальную позицию мы находим в христианских мифах от Псевдо-Дионисия Ареопагита до неизвестного автора трактата «Облако неведения» и дальше до Майстера Экхарта, где понятие Бога распространяется на некое абстрактное «божество» некое единое нечто , что очень сильно напоминает идеи, встречающиеся у неоплатоников или в «Ведах». Такая вера в бога сопровождается подсознательным стремлением переноса божественных свойств на себя; такая вера выливается в постоянный активный процесс самоусовершенствования. Вера экзистенциальная в модусе бытия несет в себе веру в себя самого, в другого человека, в человечество, в способность людей проявлять подлинную человечность. Эта вера также включает фактор надежности, уверенности. Однако эта уверенность покоится на моем собственном знании, а не на подчинении авторитету, который диктует и предписывает мне, кому и во что я должен верить. Эта вера покоится на убежденности в существовании истины, причем я знаю, что правда существует, потому что она подтверждается моим субъективным опытом, и мне не обязательно нужны другие доказательства. В иврите есть такое слово для понятия веры «emunah», которое значит уверенность, а широко известное в церковном языке всего мира слово «amen» означает «конечно», «разумеется», «правда», «воистину». Когда я уверен в духовной целостности какого-то человека в его порядочности в высоком смысле , я все равно не могу эмпирически «доказать», что он останется таким до самой смерти с позитивистской точки зрения, строго говоря, не исключается из рассмотрения и тот факт, что он мог бы изменить своим принципам, если бы прожил дольше. Моя уверенность опирается на мое личное знание людей и опыт жизни, в которой я сам понял и прочувствовал, что такое любовь, порядочность и честность. Этот способ познания зависит от того, насколько человек способен отрешиться от своего собственного «я» и увидеть другого человека таким, как он есть, понять его характер во всей его полноте и как индивидуальность, и как частицу всего человечества. Только тогда становится ясно, чего от него можно ожидать. Под этим я, разумеется, не имею в виду возможность точно предсказать все его будущее поведение и тем не менее определенные важные черты характера можно увидеть заранее, такие как честность, чувство ответственности. Итак, вера экзистенциальная покоится на фактах, и в этом смысле она рациональна, но все же эти факты не могут быть «доказаны, проверены» методами традиционной позитивистской психологии. Только я сам умею «улавливать» и «регистрировать» эти факты благодаря моим знаниям, чутью и жизненному опыту. Слово «любить» в модусе обладания и модусе бытия имеет два совершенно разных значения. Можно ли обладать любовью? Если бы это было возможно, то любовь была бы вещью, субстанцией. Справедливости ради следует сразу сказать, что такой вещи, как «любовь» не существует. Любовь — это абстракция: кто-то скажет, что любовь — это некое высшее существо, божество, которое никто никогда не видел. В действительности любовь бывает только процессом. Любить — это значит проявлять продуктивную активность, которая имплицитно включает в себя потребность заботиться о другом существе или предмете, стараться узнать его, стремиться к нему, радоваться ему, будь то человек, дерево, картина или идея. Любить кого-то, означает тревожиться о нем, будить его к жизни, усиливать в нем желание жить; и одновременно любовь — это процесс самовозрождения и самообновления.

Механическую занятость Фромм относит к отчужденной активности. Такой кажущийся новым подход к пониманию активности объясняется тем, что в философской традиции доиндустриального общества понятия " активность" и " пассивность" употреблялись не в современном значении, потому что отчужденность труда еще не достигла такой степени. По этой причине Аристотель, к примеру, не делал различий между активностью и занятостью. Аристотель считал, что наивысшей формой деятельности является созерцательная жизнь, посвященная поискам истины, ни в коем случае не отождествляя созерцание с безделием. Фома Аквинский также ставил превыше всего внутреннее созерцание, однако уже МайстерЭкхарт высказывается в пользу активности, отрицая простую занятость, оторванную от духовной жизни. Спиноза в своей " Этике" уже конкретно разграничивал понятия активности и пассивности, отождествляя их с действием и страданием. Спиноза делит человеческие желания на " активные" и " пассивные". Первые проявляются в результате внутренней свободы, вторые - в результате действия внешней силы. Тем самым Спиноза связывал понятия свободы и активности. Фромм категорически опровергает мнение, что обладание, как способ существования, присущ природе человека и неискореним. Для опровержения идеи о том, что люди по своей природе пассивны и неспособны к деятельности без непосредственной угрозы или материальной выгоды Фромм приводит следующие доказательства: 1 Данные о поведении животных. Они показывают, что многие виды с удовольствием выполняют сложные задания даже тогда, когда не получают никакого материального вознаграждения. Потребность младенцев активно реагировать на сложные стимулы опровергает мысль Фрейда о том, что ребенок воспринимает внешние стимулы как угрозу и мобилизует свою агрессивность для ее устранения. При изложении материала в живой форме они обнаруживают необыкновенную активность и инициативу. Классический эксперимент Э. Мэйо показал, что появление заинтересованности у рабочих полностью изменяет их отношение к монотонной работе. Материальное стимулирование труда также приводит к повышению заинтересованности, однако создание условий труда, при которых рабочие смогут проявлять инициативу, приводит к появлению удивительной изобретательности, активности и воображения. При этом рабочие получают большое удовлетворение. Фромм также подчеркивает стремление делиться с другими и жертвовать собой как характерную черту существования по принципу бытия, определяя это стремление как потребность. Это стремление он обнаруживает анализируя исторические события. При этом он приходит к неутешительному выводу, что только события массовых бедствий и войн мобилизуют готовность человека жертвовать собой. Периоды мира, наоборот, способствуют развитию эгоизма. Самопожертвование в фанатических акциях террора Фромм относит, наоборот, к проявлениям нарциссизма: крайняя потребность в любви заставляет индивида считать, что самопожертвование позволит ему испытать высшую форму любви. Новый Человек Заключительную часть книги Фромм посвящает теории построения Нового Общества, ориентированного на бытие.

Э. Фромм «Иметь или быть» (конспект)

Иметь или быть? - бесплатно ознакомительный отрывок. Книга Э. Фромма «Иметь или быть» является фундаментальным трудом, открывающим новые грани человеческого существования, затрагивающим такие проблемы как: человек, общество, государство, природа, демократия, активность, любовь, вера, религия, смерть, социальный. Иметь или быть? Эрих Фромм, 1976. Книга, которая никогда не утратит своей актуальности.

Эрих Фромм "Иметь или Быть?"

крупнейший мыслитель XX иска, один из великой когорты "философов от психологии" и духовный лидер Франкфуртской социологической школы. обладание и бытие. В нашей библиотеке Вы имеете возможность скачать книгу Иметь или быть? Эрих Фромм или читать онлайн в формате epub, fb2, pdf, txt, а также можете купить бумажную книгу в интернет магазине партнеров. Эрих Фромм — один из величайших мыслителей XX века, психоаналитик, психолог и философ, критически пересмотревший психоаналитическое учение Зигмунда Фрейда о человеке и культуре. Иметь или быть?Эрих Фромм. Из названия труда автора сразу становится понятно, о чем пойдет речь: о жизни в модусе бытия и в модусе обладания. Эрих Фромм (1900-1980) — немецко-американский философ, психолог и социолог, основоположник неофрейдизма.

Эрих Фромм «Иметь или быть?» - конспект П. Можейко (часть 1/2)

Оглавление: Сервис электронных книг ЛитРес предлагает скачать книгу Иметь или быть?, Эриха Фромма в форматах fb2, txt, epub, pdf или читать онлайн! Оставляйте и читайте отзывы о книге на ЛитРес!
«Иметь или быть»: прости нас, Эрих Фромм, мы все потеряли? Эрих Фромм (1900-1980) — немецко-американский философ, психолог и социолог, основоположник неофрейдизма.
Эрих Фромм — Иметь или быть. Иметь или быть Фромм э иметь или быть м 1991 Эрих Фромм — один из величайших мыслителей XX века, психоаналитик, психолог и философ, критически пересмотревший психоаналитическое учение Зигмунда Фрейда о человеке и культуре.
Эрих Фромм — Иметь или быть. Иметь или быть Фромм э иметь или быть м 1991 Эрих Фромм (1900-1980) — немецкий социолог, философ, социальный психолог, психоаналитик, представитель Франкфуртской школы, один из.
Иметь или быть? | Фромм Эрих НАЗВАНИЕ: Иметь или быть? АВТОР: Эрих Фромм.

Эрих Фромм о смысле жизни – «иметь или быть»?

Эрих Фромм - Иметь или быть? Фромм Эрих Зелигманн. Жанр: Философия. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн без регистрации и SMS на сайте (Mir knigi) или прочесть краткое содержание, предисловие (аннотацию).
«Иметь или быть?» Фромм Эрих - описание книги | Эксклюзивная классика (Лучшее) | Издательство АСТ обладанием и бытием, - Эрих Фромм сравнивает два близких по содержанию стихотворения.

Эрих Фромм «Иметь или быть?»

И объект моего обладания, и я превратились в вещи, и я обладаю объектом, поскольку у меня есть сила, чтобы сделать его моим. Но здесь имеет место и обратная связь: объект обладает мной, потому что мое чувство идентичности, то есть психическое здоровье основывается на моем обладании объектом и как можно большим числом вещей. Такой способ существования устанавливается не посредством живого, продуктивного процесса между субъектом и объектом; он превращает в вещи и субъект, и объект. Связь между ними смертоносна, а не животворна. Кто ты сам?

И объект моего обладания, и я превратились в вещи, и я обладаю объектом, поскольку у меня есть сила, чтобы сделать его моим. Но здесь имеет место и обратная связь: объект обладает мной, потому что мое чувство идентичности, то есть психическое здоровье основывается на моем обладании объектом и как можно большим числом вещей. Такой способ существования устанавливается не посредством живого, продуктивного процесса между субъектом и объектом; он превращает в вещи и субъект, и объект. Связь между ними смертоносна, а не животворна.

При ориентации на бытие частное обладание частная собственность не имеет аффективного значения, ибо нет нужды владеть тем, чем наслаждаешься или даже просто пользуешься. При ориентации на бытие не один человек, а миллионы людей способны разделить радость от одного и того же объекта, ведь никому не нужно обладать им, никто не хочет иметь его для того, чтобы наслаждаться им. Это позволяет не только избежать борьбы, но и создает условия для одной из самых глубоких форм человеческого счастья - счастья разделенной радости.

Отдельные библиографические ссылки даны в тексте в скобках, а точные выходные данные следует смотреть в разделе «Библиография» в конце книги.

Остается только приятная обязанность поблагодарить тех, кто внес свой вклад в улучшение содержания и стиля книги. Первым я хотел бы назвать Райнера Функа, который во многих аспектах оказал мне огромную помощь: он помог мне в долгих дискуссиях глубже проникнуть в сложные проблемы христианского вероучения; он был неутомим в подборе для меня теологической литературы; он много раз прочел рукопись, и его блестящая конструктивная критика и рекомендации неоценимы в деле улучшения рукописи и устранения недостатков. Я не могу не выразить благодарность Марион Одомирок, которая своей замечательной и чуткой редактурой существенно способствовала улучшению текста. Благодарю также Джоан Хьюз, которая с редкой добросовестностью и терпением перепечатывала многочисленные версии текста и не раз подсказывала мне удачные стилистические обороты.

Наконец, я должен поблагодарить Аннис Фромм, которая прочла в рукописи все варианты книги и высказала немало ценных замечаний. Что касается немецкого издания, то особую благодарность я выражаю Бригитте Штайн и Урсуле Локе. Великие надежды, их провал и новые альтернативы Конец одной иллюзии С начала индустриального века целые поколения людей жили верой в великое чудо, в величайшее обещание безграничного прогресса, основанного на освоении природы, создании материального изобилия, максимального благополучия большинства и неограниченной свободы личности. Но эти возможности оказались не безграничны.

С заменой человеческой и лошадиной силы механической а позднее — ядерной энергией, а человеческого сознания — компьютерами промышленный прогресс утвердил нас во мнении, что мы идем по пути безграничного производства и, таким образом, безграничного потребления, что техника делает нас всемогущими, а наука всеведущими. Мы готовы были стать богами, могущественным существами, способными создать второй мир а природа должна была лишь давать нам строительный материал для нашего творения. Мужчины а еще больше женщины испытали новое чувство свободы, они были хозяевами своей жизни; сбросив цепи феодализма, они освободились от всех уз и могли делать что хотели. Так им казалось, по крайней мере.

И хотя это относилось лишь к средним и верхним слоям населения, остальные люди были склонны толковать эти завоевания в свою пользу, надеясь, что дальнейшие успехи индустриализма неизбежно пойдут на благо всех членов общества. Социализм и коммунизм очень быстро из движения за новое общество и нового человека превратились в ту силу, которая провозгласила идеал буржуазной жизни для всех: универсальный буржуа как человек будущего. Молчаливо предполагалось, что когда люди будут жить в благополучии и комфорте, каждый будет безоговорочно счастлив. Сердцевиной новой религии прогресса стало триединство безграничного производства, абсолютной свободы и бесконечного счастья.

Новый, земной Град Прогресса пришел на смену Граду Божьему. Не приходится удивляться, что эта новая вера наполнила своих сторонников энергией, надеждой и жизненной силой. Нужно наглядно представить себе размах этих великих надежд на фоне фантастических материальных и духовных достижений индустриального века, чтобы понять, насколько горьким и болезненным стали разочарование и осознание того, что начинается крушение ожиданий. Ибо индустриальный век не сумел выполнить своих обещаний.

Когда Альберт Швейцер в 1952 году получал в Осло Нобелевскую премию мира, он обратился ко всему миру со словами: «Давайте осмелимся взглянуть правде в глаза. В наш век человек постепенно превратился в существо, наделенное сверхчеловеческой силой… При этом он не демонстрирует сверхразумность… Становится совершенно очевидно то, в чем мы до сих пор не хотели признаться: по мере прирастания мощи сверхчеловека он превращается в несчастного человека… ибо, став сверхчеловеком, он перестает быть человеком. Вот, собственно, то, что нам давно следовало осознать! Помимо имманентных экономических противоречий индустриализма причины эти кроются в двух важнейших психологических принципах самой системы, которые гласят: 1.

Высшей целью жизни является счастье то есть максимум радостных эмоций , счастье определяется формулой: удовлетворение всех желаний или субъективных потребностей это и есть радикальный гедонизм ; 2. Эгоизм, себялюбие и жадность — это свойства, которые необходимы самой системе для ее существования, они ведут общество к миру и гармонии. Радикальный гедонизм, как известно, имел хождение в разные эпохи. Хотя идеи радикального гедонизма в определенных кругах периодически становилось практикой жизни, они далеко не всегда опирались на теоретические построения мыслителей прошлого о счастье, и потому не стоит искать их корни в философских концепциях мудрецов Древнего Китая, Индии, Ближнего Востока или Европы.

Единственным исключением был греческий философ, ученик Сократа Аристипп первая половина IV века до н. Тем немногим, что нам известно о его философии, мы обязаны Диогену Лаэрцию, но и этого достаточно, чтобы назвать Аристиппа единственным радикальным гедонистом Древнего мира, ибо он утверждал, что наличие потребности уже само по себе есть достаточное основание для ее удовлетворения и человек имеет безусловное право на осуществление своих желаний. Эпикур не может считаться представителем этого типа гедонизма, хотя Эпикур высочайшей целью считает «чистую» радость — она для него означает «отсутствие страдания» aponia и «спокойствие души» ataraxia. Согласно Эпикуру, радость от удовлетворения страстей не может быть целью жизни, ибо неизбежным следствием такой радости становится разочарование и тем самым человек удаляется от своей истинной цели, которой является отсутствие боли в теории Эпикура есть много параллелей с учением Фрейда.

Никто из других крупных мыслителей не учил тому, что фактическое наличие желания представляет собой этическую норму. Всех интересовало оптимальное благо человечества vivere bene. Главным элементом их учений было деление потребностей на две категории: те, которые лишь субъективно ощущаются их удовлетворение ведет к сиюминутному удовольствию , и те, которые коренятся в человеческой натуре и удовлетворение которых способствует развитию и благоденствию человечества eudaimonia. Другими словами, они различали чисто субъективно ощущаемые потребности и объективно существующие и размышляли о том, что первые отчасти противоречат человеческому развитию, а вторые согласуются с нуждами человеческой природы.

Подобная концепция могла легко возникнуть во времена, когда слово «польза» перестало обозначать «польза для души» как в Библии и позднее у Спинозы , а приобрело значение «материальной, денежной выгоды». Это была эпоха, когда буржуазия сбросила не только свои политические оковы, но также узы любви и солидарности и прониклась верой, что человек, живущий только для самого себя, имеет больше возможностей быть самим собой. Для Гоббса счастье — это постоянное движение от одной страсти cupiditas к другой; Ламетри даже предлагает изобрести таблетки для создания хотя бы иллюзии счастья; для маркиза де Сада удовлетворение жестоких инстинктов оправдано уже тем, что они существуют и нуждаются в удовлетворении. Это были мыслители, которые жили в эпоху окончательной победы класса буржуазии.

То, что некогда было практикой жизни аристократов далеких от философии , теперь стало теорией и практикой буржуа. Начиная с XVIII века возникло много этических теорий; одни были более респектабельными формами гедонизма, как, например, утилитаризм, другие — строго антигедонистскими системами, как теории Канта, Маркса, Торо и Швейцера. Тем не менее в нашу эпоху, то есть после окончания Первой мировой войны, произошел возврат к теории и практике радикального гедонизма. Следует отметить, что концепция безграничных наслаждений противостоит идеалу дисциплинированного труда, а этика обязательного труда несовместима с пониманием свободного времени как абсолютной лености после окончания рабочего дня и полного «ничегонеделания» во время отпуска.

Но реальный человек находится между двумя полюсами. С одной стороны — бесконечный конвейер и бюрократическая рутина, а с другой — телевидение, автомобиль, секс и другие радости жизни. При этом неизбежно возникают противоречивые комбинации приоритетов.

Это человек "потребляющий" и "потребляемый", функционирующий, но не живущий. Человек с рыночным характером исповедует "кибернетическую религию", которую, по словам Фромма, очень трудно описать. В центре социально-философской теории Э. Фромма находится человек и его насущные потребности. Следует, по мысли ученого, различать потребности нормальные, здоровые, активные и потребности патологические, искусственные.

Первые ориентированы на бытие в особом значении, которое придает этому понятию автор , а вторые - на обладание. Фромм утверждает в своем исследовании, что «различие между бытием и обладанием, так же как различие между любовью к жизни и любовью к смерти, представляет собой коренную проблему человеческого существования». Первые две части работы посвящены анализу этой проблемы. Автор считает бытие и обладание не качествами субъектов, а двумя основными способами существования, двумя разными видами ориентации в мире, двумя различными структурами характера. Принцип обладания заключается в стремлении сделать окружающий мир объектом владения, в стремлении превратить мир в свою собственность. Принцип бытия по Фромму — есть противоположность обладанию, то есть жизнелюбие и причастность миру, и противоположность видимости, то есть то, что проявляет истинную природу человека, его реальность. Первое соответствует бытию, второе - обладанию. Различия этих двух способов существования показаны авторам на примерах обыденных жизненных ситуаций: в процессе обучения, общения, чтения и др.

Наиболее ярко видны различия этих принципов в любви - важнейшем способе реализации человеческой личности. Собственно, отмечает Фромм, настоящая любовь может проявляться только в принципе бытия, потому что это продуктивная деятельность, которая проявляется в интересе, заботе, душевном отклике и добавим: в жертве , обновляет и обогащает человека. Любовь же по принципу обладания только подавляет жизнь и уничтожает ее. Естественным продолжением фроммовской критики современного ему западного общества становится позитивная программа, которую он выдвигает в заключение своей книги. Автор утверждает, что возможно, и возможно именно благодаря осознанию причин страданий человека.

Эрих Фромм "Иметь или Быть?"

Эрих Фромм. Иметь или быть? Читать онлайн бесплатно. Краткое содержание книги. Издательства. загрузка списка Эрих Фромм «Иметь или быть?» Ознакомительный фрагмент. Фромм подвергает критике традиционные авторитарные религии, предлагая взамен “гуманистическую религию”, в центре которой стоит человек.

Эссе на тему «Э. Фромм «Иметь или быть»

Так что, "Иметь или быть" в разрезе современной ситуации одна из настольных, интереснейших для меня книг, большинство из социо психологических тезисов данного произведения, близки лично мне. Эрих Фромм В своей знаменитой работе «Иметь или быть?». Эрих Фромм (1900–1980) — немецко-американский философ, психолог и социолог, основоположник неофрейдизма.

«Иметь или быть»: прости нас, Эрих Фромм, мы все потеряли?

В библиографии указано официальное английское издание. Стремясь сделать книгу более доступной читателю, я сократил до предела число примечаний и сносок. Отдельные библиографические ссылки даны в тексте в скобках, а точные выходные данные следует смотреть в разделе «Библиография» в конце книги. Остается только приятная обязанность поблагодарить тех, кто внес свой вклад в улучшение содержания и стиля книги. Первым я хотел бы назвать Райнера Функа, который во многих аспектах оказал мне огромную помощь: он помог мне в долгих дискуссиях глубже проникнуть в сложные проблемы христианского вероучения; он был неутомим в подборе для меня теологической литературы; он много раз прочел рукопись, и его блестящая конструктивная критика и рекомендации неоценимы в деле улучшения рукописи и устранения недостатков. Я не могу не выразить благодарность Марион Одомирок, которая своей замечательной и чуткой редактурой существенно способствовала улучшению текста. Благодарю также Джоан Хьюз, которая с редкой добросовестностью и терпением перепечатывала многочисленные версии текста и не раз подсказывала мне удачные стилистические обороты. Наконец, я должен поблагодарить Аннис Фромм, которая прочла в рукописи все варианты книги и высказала немало ценных замечаний.

Что касается немецкого издания, то особую благодарность я выражаю Бригитте Штайн и Урсуле Локе. Введение Великие надежды, их провал и новые альтернативы Конец одной иллюзии С начала индустриального века целые поколения людей жили верой в великое чудо, в величайшее обещание безграничного прогресса, основанного на освоении природы, создании материального изобилия, максимального благополучия большинства и неограниченной свободы личности. Но эти возможности оказались не безграничны. С заменой человеческой и лошадиной силы механической а позднее — ядерной энергией, а человеческого сознания — компьютерами промышленный прогресс утвердил нас во мнении, что мы идем по пути безграничного производства и, таким образом, безграничного потребления, что техника делает нас всемогущими, а наука всеведущими. Мы готовы были стать богами, могущественным существами, способными создать второй мир а природа должна была лишь давать нам строительный материал для нашего творения. Мужчины а еще больше женщины испытали новое чувство свободы, они были хозяевами своей жизни; сбросив цепи феодализма, они освободились от всех уз и могли делать что хотели. Так им казалось, по крайней мере.

И хотя это относилось лишь к средним и верхним слоям населения, остальные люди были склонны толковать эти завоевания в свою пользу, надеясь, что дальнейшие успехи индустриализма неизбежно пойдут на благо всех членов общества. Социализм и коммунизм очень быстро из движения за новое общество и нового человека превратились в ту силу, которая провозгласила идеал буржуазной жизни для всех: универсальный буржуа как человек будущего. Молчаливо предполагалось, что когда люди будут жить в благополучии и комфорте, каждый будет безоговорочно счастлив. Сердцевиной новой религии прогресса стало триединство безграничного производства, абсолютной свободы и бесконечного счастья. Новый, земной Град Прогресса пришел на смену Граду Божьему. Не приходится удивляться, что эта новая вера наполнила своих сторонников энергией, надеждой и жизненной силой. Нужно наглядно представить себе размах этих великих надежд на фоне фантастических материальных и духовных достижений индустриального века, чтобы понять, насколько горьким и болезненным стали разочарование и осознание того, что начинается крушение ожиданий.

Ибо индустриальный век не сумел выполнить своих обещаний. И постепенно все больше людей приходило к пониманию следующих фактов: Счастье и всеобщее благоденствие не могут быть достигнуты путем безграничного удовлетворения всех потребностей; Мечта о свободе и независимости исчезает, стоит только осознать, что все мы — лишь колесики в бюрократической машине; Наши мысли, чувства и привязанности являются объектом манипулирования со стороны средств массовой коммуникации; Экономический прогресс касается лишь богатых наций, а разрыв между богатыми и бедными становится все более вопиющим; Технический прогресс принес с собой экологические проблемы и угрозу атомной войны; Каждое из этих последствий может стать причиной гибели всей цивилизации, если не самой жизни на Земле. Когда Альберт Швейцер в 1952 году получал в Осло Нобелевскую премию мира, он обратился ко всему миру со словами: «Давайте осмелимся взглянуть правде в глаза. В наш век человек постепенно превратился в существо, наделенное сверхчеловеческой силой… При этом он не демонстрирует сверхразумность… Становится совершенно очевидно то, в чем мы до сих пор не хотели признаться: по мере прирастания мощи сверхчеловека он превращается в несчастного человека… ибо, став сверхчеловеком, он перестает быть человеком. Вот, собственно, то, что нам давно следовало осознать! Помимо имманентных экономических противоречий индустриализма причины эти кроются в двух важнейших психологических принципах самой системы, которые гласят: 1. Высшей целью жизни является счастье то есть максимум радостных эмоций , счастье определяется формулой: удовлетворение всех желаний или субъективных потребностей это и есть радикальный гедонизм ; 2.

Эгоизм, себялюбие и жадность — это свойства, которые необходимы самой системе для ее существования, они ведут общество к миру и гармонии. Радикальный гедонизм, как известно, имел хождение в разные эпохи. Хотя идеи радикального гедонизма в определенных кругах периодически становилось практикой жизни, они далеко не всегда опирались на теоретические построения мыслителей прошлого о счастье, и потому не стоит искать их корни в философских концепциях мудрецов Древнего Китая, Индии, Ближнего Востока или Европы. Единственным исключением был греческий философ, ученик Сократа Аристипп первая половина IV века до н. Тем немногим, что нам известно о его философии, мы обязаны Диогену Лаэрцию, но и этого достаточно, чтобы назвать Аристиппа единственным радикальным гедонистом Древнего мира, ибо он утверждал, что наличие потребности уже само по себе есть достаточное основание для ее удовлетворения и человек имеет безусловное право на осуществление своих желаний.

Это значит жить собственной жизнью , без оглядки на общественное мнение , соблюдать все нормы и устои, но оставаться собой, оставаться свободным и не оценивать свои достижения материальными благами. По сути, работа Эриха Фромма «Иметь или быть» — это книга о самоопределении, о том, как избавиться от одиночества, отчаянья, горечи утрат и даже от равнодушия. Автор не дает четкой инструкции, как это сделать, но его профессиональный взгляд на проблемы и их корни, сам по себе помогает многое прояснить. Без сомнения, данная книга способна перевернуть сознание и мироощущение читателя. В современном техногенном обществе потребителей главенствует модус обладания, но без внимания остается модус — быть, который способен каждому открыть глаза и сделать его счастливым. Путь к деянию в бытии.

Потребление - это одна из форм обладания, и возможно, в современных развитых индустриальных обществах наиболее важная. Потреблению присущи противоречивые свойства: с одной стороны, оно ослабляет ощущение тревоги и беспокойства, поскольку то, чем человек обладает, не может быть у него отобрано; но, с другой стороны, оно вынуждает его потреблять все больше и больше, так как всякое потребление вскоре перестает приносить удовлетворение. Современные потребители могут определять себя с помощью следующей формулы: я есть то, чем я обладаю и что я потребляю. При ориентации на обладание нет живой связи между мной и тем, чем я владею. И объект моего обладания, и я превратились в вещи, и я обладаю объектом, поскольку у меня есть сила, чтобы сделать его моим. Но здесь имеет место и обратная связь: объект обладает мной, потому что мое чувство идентичности, то есть психическое здоровье основывается на моем обладании объектом и как можно большим числом вещей. Такой способ существования устанавливается не посредством живого, продуктивного процесса между субъектом и объектом; он превращает в вещи и субъект, и объект.

Основан ли он на любви или — согласно традициям прошлого — на существующих обычаях или является браком по расчету, действительно любящие друг друга муж и жена представляются исключением. То, что на самом деле является расчетом, обычаем, общими экономическими интересами, обоюдной привязанностью к детям, взаимной зависимостью или взаимной враждой или страхом, осознается как «любовь» — пока один или оба партнера не признаются, что они не любят и никогда не любили друг друга. Сегодня в этом отношении может быть отмечен некоторый прогресс: Люди стали более реалистично и трезво смотреть на жизнь, и многие уже больше не считают, что испытывать к кому-либо сексуальное влечение — значит любить или что теплые, хотя и не особенно близкие отношения между друзьями есть не что иное, как проявление любви. Этот новый взгляд на вещи способствовал тому, что люди стали честнее, а также и тому, что они стали чаще менять партнеров. Это не обязательно приводит к тому, что любовь возникает чаще; новые партнеры вполне могут столь же мало любить друг друга, как и старые. Переход от «влюбленности» к иллюзии любви-«обладания» можно часто со всеми конкретными подробностями наблюдать на примере мужчин и женщин, «влюбившихся друг в друга». В период ухаживания оба еще не уверены друг в друге, однако каждый старается покорить другого. Оба полны жизни, привлекательны, интересны, даже прекрасны — поскольку радость жизни всегда делает лицо прекрасным. Оба еще не обладают друг другом; следовательно, энергия каждого из них направлена на то, чтобы быть, то есть отдавать другому и стимулировать его. После женитьбы ситуация зачастую коренным образом меняется. Брачный контракт дает каждой из сторон исключительное право на владение телом, чувствами и вниманием партнера. Теперь уже нет нужды никого завоевывать, ведь любовь превратилась в нечто такое, чем человек обладает, — в своего рода собственность. Ни тот, ни другой из партнеров уже больше не прилагает усилий для того, чтобы быть привлекательным и вызывать любовь, поэтому оба начинают надоедать друг другу, и в результате красота их исчезает. Оба разочарованы и озадачены. Разве они уже не те люди, которыми были прежде? Не ошиблись ли они? Как правило, каждый из них пытается отыскать причину подобной перемены в своем партнере и чувствует себя обманутым. И ни один из них не видит, что теперь они уже не те, какими были в период влюбленности друг в друга; что ошибочное представление, согласно которому любовь можно иметь, привело их к тому, что они перестали любить. Теперь вместо того, чтобы любить друг друга, они довольствуются совместным владением тем, что имеют: деньгами, общественным положением, домом, детьми. Таким образом, в некоторых случаях брак, основывавшийся сначала на любви, превращается в мирное совместное владение собственностью, некую корпорацию, в которой эгоизм одного соединяется с эгоизмом другого и образует нечто целое: «семью». Когда пара не может преодолеть желания возродить прежнее чувство любви, у того или другого из партнеров может возникнуть иллюзия, будто новый партнер или партнеры способен удовлетворить его жажду. Они чувствуют, что единственное, что им хочется иметь, — это любовь. Однако для них любовь не является выражением их бытия; это богиня, которой они жаждут покоряться. Их любовь неизбежно терпит крах, потому что «любовь — дитя свободы» как поется в одной старинной французской песенке , и тот, кто был поклонником богини любви, становится в конце концов настолько пассивным, что превращается в унылое, надоедливое существо, утратившее остатки своей прежней привлекательности. Все это не означает, что брак не может быть наилучшим решением для двух любящих друг друга людей. Вся трудность заключается не в браке, а в собственнической экзистенциальной сущности обоих партнеров и в конечном счете всего общества. Приверженцы таких современных форм совместной жизни, как групповой брак, смена партнеров, групповой секс и т. Обладание и бытие в Ветхом и Новом завете и в трудах Майстера Экхарта. Одна из основных тем Ветхого завета — оставь то, что имеешь, освободись от всех пут: будь! История иудейских племен начинается с приказа первому иудейскому герою — Аврааму — оставить свою страну и свой клан: «Пойди из земли твоей, от родства твоего и из дома отца твоего, в землю, которую я укажу тебе» [26]. Авраам должен покинуть то, что он имеет — свою землю и свою семью, — и отправиться в неизвестность. Тем не менее его потомки пустили корни на новой почве и создали новые кланы. Этот процесс ведет к еще более тяжкому бремени. Именно потому, что иудеи в Египте разбогатели и обрели могущество, они становятся рабами; они утрачивают идею единого бога, бога своих предков — номадов-кочевников, и поклоняются идолам — богам богачей, которые впоследствии стали их властелинами. Второй иудейский герой — Моисей. Бог поручил ему освободить его народ, вывести иудеев из той страны, которая стала их домом хотя они и были в конечном счете в этом доме рабами , и уйти в пустыню, чтобы «праздновать». Неохотно и с огромными опасениями иудеи следовали за своим вождем Моисеем в пустыню. Пустыня — это ключевой символ их освобождения. Пустыня — это не родной дом: там нет городов, нет богатств; это место, где живут номады-кочевники, у которых есть только то, что им нужно, а нужно им лишь самое необходимое для жизни, а не имущество. Исторически сложилось так, что традиции номадов-кочевников были вкраплены в рассказ об. Исходе, и вполне вероятно, что эти традиции и определили тенденцию борьбы против всех видов нефункциональной собственности и выбор жизни в пустыне как подготовку к свободному существованию. Однако эти исторические факторы лишь усиливают значение пустыни как символа свободной, не связанной никакими узами и никакой собственностью жизни. В основе своей некоторые из основных символов иудейских праздников связаны с пустыней. Опресноки — это хлеб тех, кто спешит уйти; это — хлеб странников. Как говорится в Талмуде, это «временное жилище», в котором живут, в отличие от «постоянного жилища», которым владеют. Иудеи тосковали по египетским «котлам с мясом», по постоянному жилищу, по скудной, но хотя бы гарантированной пище, по зримым идолам. Их страшили неизвестность и бедность жизни в пустыне. Они говорили: «О, если бы мы умерли от руки Господней в земле Египетской, когда мы сидели у котлов с мясом, когда мы ели хлеб досыта! Ибо вывели вы нас в эту пустыню, чтобы все собрание это уморить голодом» [27]. Бог — на протяжении всей истории освобождения — откликается на моральную нестойкость людей. Он обещает накормить их: утром — «хлебом», вечером — перепелками. И добавляет к этому два важных повеления: каждый должен собрать себе пищу по потребностям: «И сделали так сыны Израилевы, и собрали, кто много, кто мало. И мерили гомором, и у того, кто собрал много, не было лишнего, а у того, кто мало, не было недостатка. Каждый собрал, сколько ему съесть» [28]. Здесь впервые сформулирован принцип, который стал широко известным благодаря Марксу: каждому — по его потребностям. Право быть сытым устанавливалось без каких-либо ограничений. Бог выступает здесь в роли кормящей матери, питающей детей своих. И детям ее не нужно ничего достигать, чтобы иметь право быть накормленными. Второе повеление господне направлено против накопительства, алчности, собственничества. Народу Израилеву было предписано не оставлять пищу до утра. И собирали его рано поутру, каждый сколько ему съесть; когда же обогревало солнце, оно таяло» [29]. В связи со сбором пищи вводится и установление соблюдения Shabbat «Субботы». Моисей велит сынам Израилевым собрать в пятницу вдвое больше: «Шесть дней собирайте его, а в седьмой день — суббота; не будет его в этот день» [30]. Соблюдение Субботы — важнейшее из библейских установлений и установлений позднего иудаизма. Это — единственная в узком смысле слова религиозная заповедь из Десяти Заповедей: на соблюдении ее настаивали даже те пророки, которые выступали против обрядоверия; празднование Субботы — наиболее строго соблюдаемая заповедь на протяжении 2000 лет жизни диаспоры, хотя зачастую это было трудным и тяжелым делом. И вряд ли можно сомневаться в том, что Суббота была источником жизни для рассеянных по свету, бессильных, нередко презираемых и преследуемых евреев, которые поддерживали свою гордость и чувство собственного достоинства, когда по-царски праздновали Субботу. А что такое Суббота, как не день отдыха в мирском смысле слова, освобождения людей хотя бы на один день от бремени работы? Конечно, это именно так, и эта функция Субботы придает ей значение одной из великих инноваций в развитии человечества. Однако если бы только этим все и ограничивалось. Суббота едва ли играла бы ту центральную роль в жизни евреев, которая только что описана здесь мною. Чтобы лучше понять роль Субботы, следует глубже проникнуть в суть этого института. Это не отдых как таковой в смысле отсутствия всяких усилий, как физических, так и умственных. Это — отдых в смысле восстановления полной гармонии между людьми и природой. Нельзя ничего разрушать и ничего строить: Суббота — день перемирия в битве, которую ведет человек со всем миром. Даже выдергивание из земли стебелька травы, так же как и зажигание спички, рассматривается как нарушение этой гармонии. И в социальном плане не должно происходить никаких изменений. Именно по этой причине запрещается нести что-либо на улице даже если это не тяжелее носового платка , тогда как переносить тяжести в своем собственном саду разрешается. И дело вовсе не в том, что запрещается делать какие бы то ни было усилия, — не разрешается переносить никаких предметов с одного находящегося в частном владении участка земли на другой, потому что такое перемещение составляет, в сущности, перемещение собственности. В Субботу человек живет так, как будто у него ничего нет, он не преследует никаких целей, за исключением одной — быть, то есть выражать свои изначальные потенции в молитвах, в ученых занятиях, в еде, питье, пении, любви. Суббота — день радости, потому что в этот день человек остается целиком и полностью самим собой. Вот почему Талмуд называет Субботу предвосхищением мессианских времен, а мессианские времена — нескончаемой Субботой, днем, когда собственность и деньги, скорбь и печаль — все табу; днем, котла побеждают время и царит чистое бытие. Исторический предшественник Субботы — вавилонский Шапату — был днем печали и страха. Современное воскресенье — день веселья, потребления, бегства от самого себя. Можно задаться вопросом, а не пора ли восстановить Субботу как день всеобщей гармонии и мира, день, который предвосхитит будущее человечества. Образ мессианских времен — еще один вклад еврейского народа в мировую культуру, вклад, сравнимый по своему значению с празднованием Субботы. Наряду с Субботой этот образ поддерживал жизнь и надежду еврейского народа, который никогда не сдавался, несмотря на жестокие разочарования, постигшие его из-за лжемессий, начиная от Бар-Кохбы во II веке и до наших дней. Как и Суббота, это образ таких времен, когда собственность станет бессмысленной, когда страху и войнам придет конец, а целью жизни станет реализация наших сущностных сил. История Исхода заканчивается трагически. Сыны Израилевы не выдерживают жизни без собственности, без обладания. И хотя они могут жить без постоянного жилища и без пищи, обходясь лишь тем, что ежедневно посылал им бог, им невмоготу жить без зримо присутствующего «лидера». Итак, когда Моисей исчезает на горе, сыны Израилевы в отчаянии побудили Аарона сделать им нечто зримое, чему они могли бы поклоняться, — золотого тельца. Правда, можно сказать, что таким образом они расплачивались за ошибку бога, разрешившего им взять с собой из Египта золото и драгоценности. С этим золотом они несли в себе жажду богатства; и в час отчаяния возобладала собственническая структура их существования. Аарон делает из их золота тельца, и народ говорит: «Вот бог твой, Израиль, который вывел тебя из земли Египетской! Ушло из жизни целое поколение, и даже Моисею не разрешалось вступить на новую землю. Однако новое поколение, как и поколение их отцов, было неспособно к свободной, не скованной никакими путами жизни, не могло жить на земле и не быть привязанным к ней. Они завоевали новые земли, истребили своих врагов, обосновались на этой земле и поклонялись своим идолам. Их племенная демократия превратилась в подобие восточной деспотии — хоть и скромного масштаба, но с неменьшими стремлениями подражать великим державам того времени. Революция потерпела крах, ее единственным завоеванием, если его можно назвать таковым, было то, что иудеи из рабов превратились теперь в господ. Они могли бы быть сегодня совершенно забыты и остаться лишь в примечаниях в анналах истории Ближнего Востока, если бы не новые идеи, которые были впервые высказаны революционными мыслителями и пророками этого народа, не испорченными в отличие от Моисея бременем предводительства и особенно необходимостью применять диктаторские методы руководства примером чему может служить массовое уничтожение мятежников, выступавших под предводительством Корея. Эти революционные мыслители — иудейские пророки — обновили образ человеческой свободы — бытия, освобожденного от пут собственности, — и восстали против поклонения идолам — творениям рук человеческих. Они были бескомпромиссны и предсказывали, что народ снова будет изгнан и утратит землю, если будет тянуться к ее материнскому лону в кровосмесительном желании обладания, если он не сумеет жить на ней свободно, то есть любя ее и не теряя при этом самого себя. Для пророков изгнание с земли было хотя и трагическим, однако единственным путем к окончательному освобождению; жизнь в пустыне после нового изгнания была уготована не для одного, а для многих поколений. Но даже предсказывая повторное изгнание в пустыню, пророки не давали угаснуть вере иудейского народа, а в конечном счете всего рода человеческого, рисуя образ мессианских времен, когда будут достигнуты желанные мир и изобилие, но не за счет изгнания или уничтожения тех, кто населял ранее эту землю. Истинными последователями иудейских пророков были великие ученые, раввины, и прежде всего Рабби Йоханан бен Закаи — основатель диаспоры. Когда во время войны против римлян 70 г. Он тайно покинул Иерусалим, сдался командующему войсками римлян и испросил разрешения основать еврейский университет. Это было началом богатой еврейской традиции и одновременно утратой всего, что евреи имели: не стало ни государства, ни храма, ни духовной и военной бюрократии, ни жертвенных животных, ни храмовых обрядов. Они потеряли все и сохранились лишь как группа людей, у которых не было ничего, кроме идеалов бытия: знать, учиться, мыслить и ожидать прихода Мессии. Новый завет продолжает развивать идеи Ветхого завета, идеи протеста против собственнической структуры существования. Этот протест в Новом завете носит даже более радикальный характер, чем в Ветхом завете. Ветхий завет — творчество номадов-скотоводов и независимых крестьян, а не нищего угнетенного класса. Тысячелетие спустя фарисеи — те ученые мужи, которые написали Талмуд, — представляли средний класс — от бедняков до хорошо обеспеченных членов общества. Обе группы проникнуты духом социальной справедливости, защиты бедняков, помощи всем обездоленным и беззащитным, например вдовам И национальным меньшинствам gerim. Однако в целом они не заклеймили богатство как зло, не считали его несовместимым с принципом бытия см. Первые христиане, напротив, представляли собой в основном группу бедных, обездоленных, угнетенных, презираемых, одним словом, париев общества, которые, подобно некоторым ветхозаветным пророкам, жестоко критиковали богатых и власть предержащих, бескомпромиссно осуждали богатство, светскую и церковную власть и клеймили их как явное зло см. И действительно, как говорил Макс Вебер, Нагорная проповедь — это манифест великого восстания рабов. Ранних христиан объединял дух человеческой солидарности, который иногда находил свое непосредственное выражение в идее общинной собственности на все материальные блага А. Утц обсуждает вопросы общинной собственности у ранних христиан и аналогичные примеры из древнегреческой истории, которые, вероятно, были известны Луке. Особенно явственно проявляется этот революционный дух раннего христианства в самых древних частях Евангелия, известных христианским общинам, которые еще не отделились от иудаизма. Эти наиболее древние части Евангелия могут восходить к общему источнику — Матфею и Луке — и называются специалистами по истории Нового завета «Q» — от немецкого Quelle, что значит «источник». Зигфрид Шульц посвятил этому вопросу фундаментальную работу, в которой он разграничивает более ранний и более поздний пласты традиции «Q». В этих высказываниях центральным постулатом является то, что люди должны избавиться от всяческой алчности и жажды наживы и полностью освободиться от структуры обладания и, наоборот, что позитивные этические нормы коренятся в этике бытия, общности и солидарности. Это основное этическое положение применимо и к отношениям между людьми, и к отношению человека к вещам. Решительный отказ от собственных прав [34] и заповедь «возлюби врага своего» [35] подчеркивают, причем даже с большей силой, чем заповедь Ветхого завета «возлюби своего ближнего», глубокую заботу о других людях и полный отказ от всяческого эгоизма. Заповедь, призывающая даже не судить других [36] , является дальнейшим развитием принципа забвения своего «Я», чтобы полностью посвятить себя пониманию и счастью других. Так же решительно следовало отказаться и от обладания вещами. Древнейшие нормы общинной жизни требовали полного отказа от собственности; они предостерегали от накопления богатств: «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкопывают и крадут; но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляет и где воры не подкопывают и не крадут; ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше» [37]. В таком же духе говорит и Иисус: «Блаженны нищие духом, ибо ваше есть Царствие Божие» [38]. И в самом деле, раннее христианство — это община нищих и страждущих, проникнутых апокалипсическим убеждением, что настало время для окончательного исчезновения существующего порядка, согласно Божественному плану спасения. Апокалипсическая концепция «Страшного суда» — одна из версий мессианства, имевшая хождение в некоторых иудаистских кругах того времени. Окончательному спасению и Страшному суду будет предшествовать период хаоса и разрушения, время, столь ужасное, что в Талмуде раввины молили бога о том, чтобы им не довелось жить в это время. Новым же в христианстве было то, что Иисус и его последователи считали, что время это теперь или в ближайшем будущем с появлением Иисуса уже наступило. Действительно, нельзя не провести параллель между положением ранних христиан и тем, что происходит в мире сейчас. Немало людей — ученых, а не религиозных фанатиков за исключением организации «Свидетели Иеговы» — убеждены в том, что мир приближается к окончательной катастрофе. Это разумный и научно обоснованный взгляд на вещи. У первых христиан было совершенно иное положение. Они населяли крохотную часть Римской империи в период ее могущества и славы. Не было никаких тревожных признаков катастрофы. И тем не менее эта группка нищих палестинских евреев была убеждена в скором упадке этой могущественной империи. Конечно, строго говоря, они заблуждались, поскольку вторичное явление Иисуса не состоялось, его смерть и воскресение интерпретируются в Евангелии как начало новой эры, и после смерти императора Константина была предпринята попытка передать посредническую роль Иисуса папской церкви. В конечном счете для всех практических целей церковь стала олицетворять — правда, фактически, а не теоретически — новую эру. Следует более серьезно относиться к раннему христианству, чем это делает большинство людей, чтобы прочувствовать тот почти неправдоподобный радикализм этой малочисленной группы людей, которая вынесла приговор существующему миру, основываясь лишь на своем моральном убеждении и ни на чем более. Вместе с тем большинство иудеев, не принадлежавших к беднейшей и наиболее угнетаемой части населения, избрали иной путь. Они отказались верить, что уже настала новая эра, и продолжали ждать Мессию, который придет тогда, когда все человечество а не только евреи достигнет такого момента в своем развитии, что можно будет установить царство справедливости, мира и любви в историческом, а не в эсхатологическом смысле. Источник «Q» сравнительно позднего происхождения относится к одному из последующих этапов развития христианства. И здесь мы обнаруживаем все тот же принцип, выраженный в весьма сжатой форме в рассказе об искушении Иисуса Сатаной. В этом рассказе осуждаются жажда вещей, стремление к власти и другие проявления принципа обладания. В ответ на первое искушение — превратить камни в хлебы символическое выражение жажды материальных ценностей — Иисус отвечает: «Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих» [39]. Потом Сатана искушает Иисуса обещанием дать ему полную власть над природой путем нарушения законов тяготения и, наконец, обещает ему неограниченную власть, право владения всеми царствами на земле, но и это Иисус отвергает [40]. Райнер Функ обратил мое внимание на тот факт, что искушение Иисуса происходит в пустыне, и тем самым вновь возникает тема Исхода. Иисус и Сатана олицетворяют здесь два противоположных принципа. Сатана олицетворяет все, что связано с материальным потреблением, с властью над природой и человеком. Иисус же олицетворяет начало бытия, а также идею, согласно которой отказ от обладания есть предпосылка бытия. С евангельских времен мир следует принципам Сатаны. Но даже торжество этих принципов не могло свести на нет порыв осуществить истинное бытие, выраженный Иисусом наряду со многими другими великими Учителями до и после него. Этический ригоризм, связанный с отрицанием ориентации на обладание в пользу ориентации на бытие, обнаруживается также в распорядке жизни некоторых еврейских общин, таких, как ессеи, и та община, в которой были составлены рукописи Мертвого моря. Такая ориентация прослеживается на протяжении всей истории христианства в деятельности религиозных группировок, проповедовавших обет нищеты и отказ от собственности. Еще одно проявление радикальных концепций раннего христианства может быть — в той или иной степени — обнаружено в писаниях отцов церкви, на которых оказали влияние идеи древнегреческой философии о частной и общинной собственности. Размеры данной книги не позволяют мне сколько-нибудь подробно рассмотреть эти учения, а также соответствующую теологическую и социологическую литературу. В целом нельзя отрицать тот факт, что для ранних церковных мыслителей было характерно — хотя и в разной степени — резкое осуждение роскоши и корыстолюбия, презрение к богатству; правда, по мере того как церковь превращалась во все более могущественный институт, эти взгляды становились все менее радикальными. В середине второго столетия Юстин пишет: «Мы, кто однажды возлюбил превыше всего богатства [42] и собственность [43] , обращаем теперь все, что мы имеем, в общую собственность и делимся ею с теми, кто живет в нужде». В «Послании к Диогнету» также II век н. Тертуллиан III век рассматривал торговлю как результат корыстолюбия, он отрицал ее необходимость у людей, чуждых жадности и алчности. Он утверждал, что торговля всегда таит в себе опасность идолопоклонства. Корнем всех зол он считал корыстолюбие. Для Василия Великого как и для других отцов церкви, цель всех материальных благ — служить людям; для него характерна следующая постановка вопроса: «Тот, кто отбирает у другого одежды, называется вором; но разве тот, кто может, но не дает одежду бедняку, заслуживает иного имени?

Похожие новости:

Оцените статью
Добавить комментарий